Образ Прасковьи Луполовой как духовная доминанта Ишима

Памятник Прасковье Луполовой, установленный в 2004 году, стал одним из символов современного Ишима. В нём Народный художник России Вячеслав Клыков воплотил образ смиренной девушки, решившейся на подвиг ради горячо любимых родителей.

Ишим, подобно прочим сибирским городам, печально славился как место ссылки провинившихся граждан империи. В 1798 году сюда прибыл разжалованный дворянин, отставной прапорщик Григорий Луполов с женой и 14-летней дочерью Прасковьей. На жительство определились в деревне Жиляковке, у самой границы уездного городка. Луполов поступил на службу в канцелярию земского суда. А Прасковья часто ходила в ближайший храм – городскую Богоявленскую церковь. Возможно, в молитве у неё родилась заветная мечта: пойти в столицу просить у православного государя милости для несчастного отца.

Григорий Луполов долго не соглашался отпустить единственную дочь в долгое странствование. Наконец, 8 сентября 1803 года, в праздник Рождества Богородицы, Прасковья пустилась в дальний путь, надеясь лишь на Божию помощь через добрых людей. Отправилась «с одним рублём, с образом Божьей Матери и с родительским благословением». Путь в три тысячи вёрст продолжался почти год. Преодолев множество опасностей, она 5 августа 1804 года, накануне праздника Преображения Господня, достигла столицы. Здесь Луполова сумела при посредничестве добрых людей из «высшего света» подать прошение императору Александру I. Тот, будучи тронут подвигом юной сибирячки, поручил пересмотреть дело. В результате Григорий Луполов получил разрешение вернуться в родные края, в Малороссию. Прасковья же, верная данному в дороге обету, удалилась в Божию обитель.

4 декабря 1809 года юная послушница скончалась от чахотки в Десятинном монастыре Великого Новгорода, не пробыв и месяца в древней обители (куда она перевелась из Нижнего Новгорода). Тем не менее игуменья монастыря, по согласию духовного начальства, приняла решение похоронить Прасковью не на городском кладбище, а в подцерковье (подвале) главного монастырского храма Рождества Богородицы. Над местом её захоронения установили каменную плиту. Со временем в монастырь на поклонение Прасковье стали стекаться сотни паломников. В начале ХХ века игуменья Людмила уже просила разрешения на устройство в подцерковье придела во имя Старорусской иконы Божией Матери, мотивируя эту просьбу «популярностью среди новгородских и петербургских богомольцев Параши Сибирячки».

Вячеслав Клыков отметил в одном из интервью, посвящённых памятнику: «Прасковья Луполова – это духовное имя Приишимья…» Трудно выразиться точнее. Если перейти на научный язык, имя – это максимальная выразительность личности, явленная сущность. Недаром даже икона без надписания имени святого, с одним только ликом, не может быть освящена. Имя – это доминанта личности. По имени личность узнаваема, именем она идентифицирует себя и идентифицируется другими. Причём, говоря шире, имя – это характеристика всякого субъекта культуры, наделённого чертами личностности (неповторимости в своём единстве).

Субъектом культуры может быть как отдельный человек, так и социальная общность. Это и коллектив предприятия, и население одного города, и даже – общность людей, проживающих на одной территории. В этом отношении Ишим и Приишимье – трудноразделимые понятия. Наш город невозможно представить без природного окружения. В свою очередь, население окружающих Ишим сёл и деревень естественно воспринимает город как некий центр, объект притяжения и реализации бытовых и культурных нужд. Ишим – доминанта Приишимья. Хотя При-ишимье названо было изначально по имени реки, воспринимается теперь это имя в первую очередь как выражение при-общённости к Ишиму – городу, но не реке.

Можно выделить несколько слоёв доминантности Ишима по отношению к Приишимью, как частных случаев доминантности всякого центра по отношению к периферии. Это и экономическая, и транспортная, и образовательная доминантности. Это и доминантность духовная и историческая. В Ишиме появился первый каменный храм Приишимья, памятник сибирского барокко – Богоявленская церковь (впоследствии собор), начатая строительством в 1775 году. В Ишиме появилось первое учебное заведение – сначала «русская школа» при духовном правлении, затем, в 1817 году – уездное училище. В Ишиме проводился с 1721 года крупнейший торг Западной Сибири – зимняя Никольская ярмарка. Список этот можно продолжать.

Какие-то доминанты территории носят более локальный характер, какие-то – более глобальный. Это разные степени культурной субординации. Так, если доминантность Ишима как центра образования с появлением уездного училища была ограничена территорией уезда, то доминантность его как экономического центра вплоть до конца XIX века расширялась благодаря Никольской ярмарке до границ всей Западной Сибири. Имя Ишима звучало даже на крупнейших российских ярмарках, таких, как Макарьевская в Нижнем Новгороде. Собственно, «звучностью» и значимостью имени – как интенсивной (в определённой субкультурной среде), так и экстенсивной (по широте охвата территории и населения в целом) – определяется его доминантность. Носитель имени становится центром притяжения прочих субъектов, желающих каким-то образом приобщиться сущности доминантного субъекта. Последний в этом случае представляется символом воплощённой полноты бытия (в том или ином культурном аспекте – духовном, экономическом и т.д.). От этой локальной полноты бытия и стремятся «почерпнуть» прибывающие к культурной доминанте «алчущие и жаждущие», дабы удовлетворить нестерпимый культурный зов к счастью (как всеобщей полноте бытия).

Наиболее ярко эта общекультурная тенденция проявляет себя в отношении к духовным доминантам. Субъект культуры желает приобщиться к духовной доминанте, дабы удовлетворить зов души к вечности, разрешить проблему смерти как конца бытия, получить ответ на вопрос о смысле жизни. Духовными доминантами становятся места, связанные с именами людей, снискавших большой духовный авторитет. Он достигается одним – любовью как высшей формой самопожертвования. «Бог есть любовь» – эта евангельская формула наиболее ёмко выражает христианское отношение к любви как «мостику» к вечности и её «хозяину» и творцу всего сущего – Богу. Достойной почитания и прославления в лике святых становится только личность, вся посвятившая себя жертвенному служению ближнему, а через него – самому Богу. «Кто не любит ближнего своего, может ли любить и Меня?» – примерно так говорил Христос.

Из вышеизложенного краткого жизнеописания Прасковьи Луполовой мы видим, что эта девушка явила собой пример такого подвига жертвенной и христианской любви к своим родителям. Недаром в православной среде появлялись предложения о канонизации Прасковьи. А управляющий Ишимско-Сибирской епархией РПЦЗ епископ Евтихий написал специальное молитвословие на освящение памятника Прасковье. Есть там такие слова: «…Просвети, Господи, всех, взирающих на памятник сей и в ревность подражания возгрей сердца их. Да возлюбит кийждо ближнего своего, яко сам себе, первее же – Отца своего Небесного, всем помышлением и крепостию своею. Да будет, Господи, благословение Твое на граде сем и на людях Твоих, памятник сей воздвигших и память творящих благочестивой деве Параскеве, подвиг веры и любви ради отца страждущего совершившей и путь земнаго странствия иноческим подвигом увенчавшей…»

В этой молитве отчётливо показано значение памятника и образа, воплощённого через него – быть предметом подражания в поступках. В век всё более оскудевающей любви к ближнему где ещё черпать силу убеждения для воспитания нового поколения в духе милосердия, как не в живом примере человека, ходившего два века назад по этой же земле, думавшего, чувствовавшего, как и все люди – и в то же время как-то иначе, так, что его поступок оказался достойным увековечения в бронзе и граните? В этом, кстати, значимость художественных средств выражения для утверждения духовной доминанты: выразительно воплощённый образ уже на эмоциональном уровне трогает душу, подвигает её к духовному деланию.

Об этом же говорил ещё в IV веке один из видных христианских богословов, св. Иоанн Дамаскин: «…Да почтим святых псалмами и гимнами, и песнями духовными, и сокрушением сердечным, и милосердием к нуждающимся, чем более всего почитается и Бог. Станем воздвигать им памятники и изображения, которые – видимы, и сами да сделаемся одушевленными памятниками их и изображениями чрез подражание их добродетелям».

Благодаря памятнику образ Прасковьи стал, безусловно, не только духовной, но и художественной доминантой Ишима и Приишимья. В этой доминантности тоже можно выделить по крайней мере два уровня. Факт установки памятника как такового придаёт этому образу значимость доминанты лишь сугубо локальной – городской, максимум – межрайонной. Мало ли памятников по городам и весям? Памятник как произведение художественное является «мостиком» в другую реальность – но и пока не более того. Исполнение же памятника мастером всероссийской значимости выводит и его творение на такой же уровень.

«Духовное имя» Прасковьи открывает наш город для страны, причём в самом благородном отношении. В этом ракурсе любопытно обозреть историю скульптурных доминант Ишима. До революции в нашем городе был лишь один собственно памятник, не считая кладбищенских надгробий – кирпичный знак на месте алтаря первой деревянной Никольской церкви (на Соборной площади). Это была сугубо городская доминанта, особенно малозначительная в сравнении со стоящим рядом величественным Богоявленским собором. В 1925 году в Ишиме на Базарной площади появился памятник Ленину. Этот бюст стал одним из первых мемориалов Ильичу в Советском Союзе. Впрочем, этот факт не приобрёл широкой известности. Появившийся на той же площади в 1930-х гг. «ростовой» памятник отцу революции благодаря своей неуклюжести вызывал лишь чувство сожаления. Стоявший всё на той же площади монумент Сталину был также типовым и канул в Лету после ХХ съезда партии. Установка в 1976 году нового бронзового изваяния Ленина на гранитном постаменте стало долгожданным событием. Автор – скульптор всесоюзной значимости Николай Томский. Открывал монумент министр культуры РСФСР Юрий Мелентьев. Наличие такого памятника повышало статус города в тогдашней идеологической иерархии. В 1989 году по инициативе того же Мелентьева город был украшен бюстом Александра Одоевского (скульптор В.Матросов). Этот единственный памятник декабристу-поэту в стране (за исключением надгробного) стал и первым памятником, связанным непосредственно с историей города: здесь Одоевский отбывал ссылку.

После этих открытий, возвысивших Ишим в плане художественном и историческом, последовала череда скандальной известности. Зато – всероссийской. В 1997 году в газете «Аргументы и факты» появилась заметка про город Ишим, где на Привокзальной площади якобы стоит монумент Ильичу с двумя кепками, слепленными пьяным скульптором. Население страны отнеслось к первоапрельскому розыгрышу серьёзно. Имя Ишима запомнилось и воспринималось теперь в анекдотическом свете. На тот же памятник обратил своё внимание в 2003 году шумный лидер одной из политических партий. У памятника «лечили» треснувшую гипсовую голову, а харизматический оратор потребовал отправить её «в переплавку» вместе со всеми выжившими коммунистами. Памятник впоследствии благоразумно передвинули в ближайший парк. Однако поистине всемирную известность Ишим приобрёл осенью того же года, с установкой в одном из центральных скверов скромного бюста Сталина. Как «Генералиссимуса Победы». Город «прогремел» во всех центральных российских СМИ, приехали даже корреспонденты из Франции и США.

Конечно, после этих событий памятник Луполовой, исполненный скульптором Клыковым, явился для Ишима своего рода «духовной реабилитацией» через вновь обретённую всероссийскую известность. Это единственный памятник подвигу дочерней любви. И единственное произведение Клыкова в Западной Сибири. В этом отношении Ишим стал значимее ближайших областных центров. А произведение замечательного мастера оказалось достойно и выраженного в нём прообраза. Ведь история Прасковьи Сибирячки в XIX веке была известна всей России, без сословных ограничений. Её путешествие излагалось и аристократическим языком романов Мари-Софи Коттен и Ксавье де Местра, и простонародным языком дешёвых «лубочных» изданий. Не говоря уже о том, что Прасковья наверняка стала одним из прообразов пушкинской Марьи Мироновой, героини «Капитанской дочки».

Так через ряд значимых и для нашего современника имён – от Клыкова до Пушкина – имя Прасковьи Луполовой поднимает до уровня всероссийской значимости имя территории, непосредственно с нею и с памятником Прасковье связанной – Ишима и Приишимья. Через эту связь образ Прасковьи действительно становится не просто духовной доминантой Ишима – но и Ишим становится для всей России духовной доминантой через имя Прасковьи.

Геннадий КРАМОР.

Фото автора.