«Несказанное, синее, нежное...»

Робкие отголоски есенинского мира видела в детской художественной школе Ишима в одну из дат писателя. Что запомнилось? Дети так размашисто и разухабисто живописали, словно жили в одно время с поэтом, слышали его голос. И даже картины называли полюбившимися стихотворными строчками. Когда же попала в мастерскую художника Бориса Смолина, все стало понятно без слов: мир Есенина настолько органично с видением нашего ишимского пейзажиста совпал...

«Звени, звени, златая Русь...»

У мастера пейзажной лирики есть еще и такие строки: «Земля моя златая! Осенний светлый храм!» Да. Осень боготворил Есенин. Восхищается порой бабьего лета и наш художник. Столько общего в их судьбах, взглядах, думаю, и в мыслях.

У Бориса Васильевича есть знаковая картина, к которой «шел» четверть века. Выполнил только в 2007-м. А назвал словами барда-патриота Владимира Высоцкого: «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал». Почему так, думала и размышляла. Ответ нашла, когда с многочисленными шедеврами художника ознакомилась. (Кстати, бывает и по две работы за неделю успевает масляными красками прописать.) К чему пришла в итоге? Творения наших предков – старые белокаменные храмы – высоки и величавы, будто предназначены соединить небо и землю. И отражение солнца в золоте куполов, и колокольный звон так органичны с охристо-лимонной осенней порой, когда ветер срывает и гонит листву прочь. Или же с белыми пушистыми снегами, озерной гладью, весенне-летним многоцветьем, насыщенной глубиной хвойного леса. Но особо гармоничны храмы в березовом окружении. При виде такой картины хочется уже Пушкина цитировать:

Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты...

Именно ее, березовую Русь, воспели словом Пушкин, Есенин, Прокофьев, Рубцов. Не отстали и мэтры живописания: Куинджи, Левитан... Их полотна, наполненные праздничным светом, служат ориентиром и для нашего пейзажиста.

«Художник – существо небесное»

Становится им не всякий. Чтобы «небесным» стать, нужно с честью и достоинством пронести божий дар, как это сделал Борис Смолин. Не растерять его, а приумножить. Для этого не размениваться на заманчивые «предложения» судьбы свернуть с предначертанного пути, суметь распознать, где суть и истина.

2009 год встречает он 50-летним юбилеем. В историко-художественном музее Ишима готовится персональная выставка. Сорок работ живописца, собственноручно окаймленные им в шикарные рамы, ждут «звездного» часа. Двумя годами ранее уже влюбил в красоты Приишимья жителей Ханты-Мансийска и Нижневартовска. Персональные выставки именовались «Мир глазами художника». Приняли великолепно, о чем отзывы с массой комплиментов свидетельствуют. Самый «экзотический» из них – «мамонтом» нарекли. Знать, вымирают такие таланты?! Еще один диплом лауреата VIII областного фестиваля творчества инвалидов «Добру и пониманию путь открыт» красуется в творческой мас-
терской. Борис Смолин, к слову сказать, лауреат и дипломант ежегодного конкурса местных художников «Палитра Ишима».

Так что же стезя? Преподаватель изостудии Григорий Шарапов нацелил одаренного парня после десятилетки поступать в Московскую академию художеств имени Репина. Не знал, не ведал учитель, что принимают туда только выпускников вузов и художественных училищ. Приехал Борис в столицу с семнадцатью работами, выполненными в смешанной технике (точечной акварельной и графике). Профессорам картины понравились. Но в академию, разумеется, не зачислили. А вот в художественно-промышленное училище пригласили учиться. Оказывается, ковровые изделия наши были и в столице почита-емы. Юному художнику тогда сказали:

– Берем без экзаменов. Через четыре года будешь главным художником на Ишимской ковровой фабрике!

Но для учебы парень выбрал Ленинградский пединститут имени Герцена. Ностальгия и конечный «приговор» (диплом учителя рисования и черчения) заставили вскоре вернуться в город детства. Далее – армия: Новосибирск, Красноярск, ракетные войска стратегического назначения. Получить высшее художественное образование не удалось.

– Господь увел из института, – вспоминает Борис. – Любое специальное учебное заведение накладывает свой отпечаток. Образование может вытравить то, что Богом дано.
У меня видна душа за полотнами. Учителями являются передвижники: Левитан, Поленов, Саврасов...

Смело, дерзко, но не без основания заявляет живописец. Ведь передвижники писали картины на основе серьезного, глубокого изучения действительности, воспевали окружающий мир реалистично и достоверно. Борис Смолин за годы служения прекрасному тоже сумел найти свой изобразительный язык, воплощающий идейное содержание, овладел всей полнотой тональной живописи и достиг воздействия эмоционального. Его пейзажи завораживают особым лиризмом, образностью.

– Профессий двадцать сменил, – продолжает рассказ. – Строительные все освоил: от каменщика до плотника. Дом отстроил своими руками. Работал художником-оформителем, учителем рисования. В детском доме № 15 вел кружок. Учил ребят резьбе по дереву, выжиганию, живописанию.

Надо сказать, что разностороннее изучение окружающего мира не только выжить помогло, но и не предать любимое дело. Мало того, обрести авторский «почерк», коим его работы
отличаются. Он – в реалистическо-волшебном соединении воспроизведения жизни с глубокой поэтичностью. На полотнах доминируют зима и осень. Для передачи состояния от созерцания белоснежных творений хороши есенинские строки:

Я по первому снегу бреду,
В сердце ландыши вспыхнувших сил.

Умудряется Борис «на снегу бумаги» передавать первозданность и первоначальность, когда мороз искрится инеем, а «снег летит – гляди и слушай». Успевает на пленэре запечатлеть «страну березового ситца», запорошенное сосновое царство, волшебные краски заката. Плавно, невидимыми мазками создает «золотые далекие дали». Будь то буйство трепещущей златошвейной листвы с теплыми солнечными бликами или полузаросшая лесная дорога с повозкой, уходящей в лазоревый небосвод. Не случайно, глядя на пейзажные полотна Бориса, его дядя Михаил Смолин (кстати, местный поэт), глядя в глаза, говорит:

– Увидишь твою картину, можно сразу стихотворение сочинить.

«Что сперва, что потом?»

Поэзия, живопись, музыка. Эти виды искусства полноправно сосуществуют. Беседовали с художником под аккомпанемент фортепианного соло Игоря Крутого. А рассуждали и о поэтическом слове. Вернее, оно всякий раз незримо «вторгалось» в разговор. Ведь Борис Васильевич иллюстрирует поэтические сборники своего дяди. О чем рассуж-дает:

– Стихи иллюстрировать очень сложно. Считаю, намного труднее, чем написать картину. Стихотворение – это не рассказ. Поэзия – как музыка. Ее в материальную форму практически невозможно облечь. Скажу так: художнику-иллюстратору надо быть большим поэтом, чем сам автор.
С Михаилом нас сблизило духовное родство. Я стал ему по жизни советчиком, учителем, первым критиком.

На то племянник, который младше дяди на целый десяток лет, полное право имеет. Хорошие книги русской и зарубежной классики всю жизнь ему верой и правдой служат, на путь истинный направляют. В школе Борис бредил литературой. На уроках с учителем Геннадием Малышкиным настоящие дебаты устраивал. Ученик цитировал любимого Есенина, выказывая недюжинные знания, а учитель же к Маяковскому благоговел. Итог – поход после школы в библиотеку за новой стопочкой книг. «Норма» все школьные годы – сто страниц ежедневного чтения плюс стихотворение для заучивания наизусть. А еще – занятие спортом, игра на гитаре и, безусловно, живопись.

– На сон оставалось часа два-три, – вспоминает художник. – Произошел срыв в десятом классе. Температура – сорок. Сестра еле выходила. Так бессонницу заработал.

Давайте о светлом! Художник с детства впитывал красоты родной природы, пронес и взлелеял их на холстах колористически изысканно и композиционно неподражаемо. Искусно научился «голубого покоя нити» в свои «кудри вплетать». Ишимский край искренне любит. Ему служит и верует.


Наталья КУТЫРЁВА.
Фото автора.
("Тюменская область сегодня", 29.01.2009).