Юрий Харламов: Монетизация разума и сердца


Юрий Харламов учился во ВГИКе у Алексея Яковлевича Каплера, долго работал на Таджикской киностудии. Сценарист более 30 документальных, мультипликационных и художественных фильмов. Пишет пьесы, поэмы и сказки для взрослых и детей, за которые был награжден премией имени Петра Ершова. С 1991 года живет в селе Генеральское Ростовской области.

- Юрий Ильич, не скучно писателю вдали от цивилизации ?

- Российская деревня - лучшее место для творчества: ты оторван от городской суеты, вокруг тишина, красота необыкновенная, благодать. Господь не зря забросил меня в это исторически славное село, раскинувшееся подковой на берегу речки Тузловки. В городе я, может быть, был бы более успешен, но вряд ли написал бы "Зеленого мальчика" и другие сказочные повести. А от цивилизации не скроешься, она рядом. В местной школе мне позволяют пользоваться Интернетом, и прессу, пусть в малом количестве, читаю, иногда смотрю и телевизор, откуда, кстати, года три назад из уст Михаила Швыдкого прозвучала тема, вдохновившая меня на прозу в стихах под названием "Емелин огород". Он сказал тогда, что без мата нет русского языка. После такого заявления я и написал весьма едкие "истории не для деток, сорванные с веток запретного дерева в садах Адама и Евы", выросшие потом в "Деревенский декамерон" - 10 сказок для взрослых в жанре плутовского романа. Я издал их за свой счет небольшим тиражом и все раздарил. А сейчас основательно переделал, чтобы более солидно издать в одном из ростовских издательств. Хочется, чтобы книгу прочли не только мои друзья, но и все, кому интересно наше сельское житье-бытье.

- Вы списали сюжеты из жизни или сочинили ?

- "Декамерон" открывается невероятной историей, приключившейся с моим знакомым трактористом. По правде, я боялся ее публиковать, думая, что односельчане прочтут и станут возмущаться: мол, что это он все у нас подсмотрел, как мужья жен перепутали и т.д. И даже прикрылся предисловием, что по заданию одной московской редакции объехал всю Ростовскую область, побывал на многих хуторах и в станицах, где, помимо деловых разговоров, наслушался всяких бытовых баек, но на предисловие никто, конечно, внимания не обратил, а когда все прочли, то стали наоборот хвалить: "Юр, ну как же ты здорово описал Ваньку с Катькой, ну прямо копия!" и пр. Словом, соседей обнаружили, а себя никто не узнал.

- "Декамерон" очень динамичен и задирист. С кого берете пример?

- Читается легко, пишется трудно. Я всю жизнь учусь у великих, но, наверное, так необученным до конца и останусь. Постоянно перечитываю Гончарова, Аксакова, Чехова. Раньше все гонялись за Хемингуэем, "маркесами и кортасарами" - и они действительно выдающиеся мастера. Но теперь я больше читаю тех, на кого в молодости времени недоставало: Горького, Пришвина. Когда писал "Декамерон", читал "Древние российские стихотворения", собранные Киршею Даниловым, и пушкинского "Царя Никиту".

- Ваши "Сказки про бабу Грушу и ее любознательного Ванечку", отмеченные премией имени Петра Ершова, такие смешные, солнечные. Но добрых сказок становится все меньше...

- Для сказки надо быть счастливым или хотя бы считать себя таковым. С романом проще: составляешь план и приступаешь к его осуществлению. А про сказку не скажешь: "Сейчас сяду и напишу". Она рождается где-то в ином пространстве, при особом состоянии души и помимо твоей воли. А потом неожиданно сваливается на голову. Если ты соответствующим образом "намагнетизирован", подсказки липнут на каждом шагу. Я вот прирастаю Сибирью. Благодаря "Мальчику из зернышка" нашел новых друзей на тобольской земле, где в нескольких верстах от города Ишима родился великий сказочник Ершов. Премия, носящая его имя, учреждена Союзом писателей России и администрацией Ишима по инициативе Литературного музея Ершова. Музей, кстати, находится в здании женского училища, открытого Петром Павловичем. На вручение награды по причине болезни я поехать не смог, но заочно подружился с тогдашним мэром города Виктором Александровичем Рейном и директором ершовского музея Надеждой Леонидовной Проскуряковой. Они культуре уделяют большое внимание, издают краеведческие книги и научный альманах с редчайшими историческими материалами. Помимо Петра Ершова, о котором там говорят, что "это "наше всё", край богат любопытными судьбами и событиями, о которых мало кто знает: после революции там было столько крестьянских бунтов, что это напоминало второй "тихий Дон". В Ишиме стоит скульптура Параши Луполовой, выполненная Вячеславом Клыковым. Когда она была маленькая, ее отца - отставного офицера - царь сослал за какие-то провинности в Ишим. И вот, достигнув 17 лет, девушка пешком, с котомкой, посохом и иконой Казанской Божьей Матери отправилась в Петербург, чтобы вымолить ему прощение, после чего ушла в монастырь. Я пишу о ней сказку.

- А от сценариев вы совсем отказались? Спрос на них сегодня ведь огромен...

- Когда кинематографический процесс был упорядочен и снималось много документального кино, я активно писал сценарии. Первая слава пришла ко мне с художественным фильмом "Требуется тигр" об охране природы, снятым в Таджикистане. В 70-е годы я работал на киностудии в Душанбе и не раз побеждал в сценарных конкурсах. Однажды написал о егере из заповедника "Тигровая балка", в войну попавшем маленьким к туркменам, которые его усыновили, он вырос, женился, и пришло время обустраивать собственное жилище. А на Востоке это делали сообща, всем кишлаком, и такая помощь человеку называется "хашаром". Так мы назвали и документальный фильм, который снимали с режиссером Ликой Кимягаровой. Обратились в райком партии за поддержкой. Секретарь райкома спросил: "А из чего вы будете строить?" "Из самана", - говорим. "Да вы что?! Никаких саманов, сейчас же завозим кирпич лучшего качества и все, что положено. А метраж какой? Нет, нет - в три раза больше!" В общем, повезло моему герою: отгрохали знатный красавец-дом. Доброе дело сделали, и фильм получился теплым и светлым. А в 91-м году, когда на "Таджикфильме" совместно с Индией шла работа над сериалом о приключениях четырех дервишей, пришлось все бросить и уехать. Кто отправился в Америку, кто в Израиль, а кто в Генеральское, о чем я ничуть не жалею. Хотя 15 лет нигде кроме детских журналов "Жили-Были", "Конек-Горбунок" и "Сибирячок" не печатался. Но писать не прекращал: не идет проза - пишу стихи, не придумывается новое - переделываю старое. Иначе нельзя: остановишься - упадешь, как велосипедист. Нынешний год объявил для себя годом пьесы. А пьеса - это и есть готовый, только более компактный сценарий. У меня 10 пьес, которые ничуть не устарели. Раньше, если Минкульт принимал твою работу, ее рассылали по всем театрам страны. У меня, когда эта система еще функционировала, взяли пьесу "Жених с компьютером", договор заключили, но потом все сломалось, и она где-то затерялась.

- Но в Москве идет ваша пьеса "Высотка"...

- Да, во МХАТе имени Горького. Она о том, что в одном небольшом селе на горке стоит обелиск, похоронен там погибший в Великую Отечественную войну солдат. А напротив возвел особняк "новый мачо", и этот скромный памятник своим напоминанием о войне мешает его совместному с германскими партнерами "ночному клубу", надо его убрать... Вокруг этого и разворачиваются коллизии. Пьеса поставлена в сезон 2000 - 2001 года. Написал я ее чуть раньше и послал самотеком, ни на что не надеясь.

- А как "литературный Дон" поживает?
 
- Писательские собрания у нас обычно бурные, хотя ничего выдающегося не происходит. Каждый уповает на собственное везение и существует сам по себе. Выгнали нас с Пушкинской улицы, из родового гнезда в центре Ростова, где у писателей был прекрасный особняк. Переселяют уже в третий раз, и наконец-то мы заняли свою нишу: внизу в нынешнем здании - общество инвалидов, наверху - Союз писателей. Но инвалиды живут лучше нашего брата: у них компьютеры, принтеры, факсы, у нас же - только свет да телефоны постоянно отключают. Но главное, конечно, не это, а царящая во всем разобщенность.

Я наблюдаю, как сильно разъединен народ в нашем селе: уличные праздники, гулянья исчезли, коллективизм превратился в эгоизм. Все подчинено добыванию денег любым путем. В городе, наверное, расслоение менее заметно, а в деревне оно сразу бросается в глаза. Кто-то стал жить зажиточно, но почему-то это обедняет жизнь духовную. Про это моя пьеса "Брось, золото!" Ее герои поймали 300-летнего сома, притащили домой, и, когда хотели разрезать, чтобы сварить уху, сом говорит: "А я больной..." "Чем же ты болен?"- спрашивают. "Не знаю, - отвечает,- в юности, когда мне было лет 60, что-то проглотил..." В конце концов выясняется, что внутри у него золотой чугунок с деньгами. Закипают, конечно, нешуточные страсти, а сом сожалеет: "Я ничего не видел, пролежал на дне лучшие годы свои, золото меня погубило..." Я ехал сейчас на встречу с вами в маршрутке, работало радио, и вкрадчивый шипящий голос настойчиво повторял: "Послушай, как шелестят деньги..." Монетизация разума и сердца идет на всех уровнях, а человек слаб...

- Но вы-то человек счастливый, если сказки к вам приходят?

- Думаю, да. Мне удается в любом возрасте и в любой ситуации находить что-то хорошее. Хотя по характеру я человек ненаходчивый. Вот в магазине продавщица иной раз так "отбреет меня", что мало не покажется, а я как дурак стою и не знаю, что ответить. Иду домой, думаю, что же это я за себя вовсе постоять не умею, и тут какой-нибудь остроумный ответ приходит на ум. Правда, я его никогда не использую.

Татьяна КОВАЛЕВА.

Газета «Культура», № 33 (7646) 27 августа - 3 сентября 2008 г.

 

P.S. Печальное известие - Юрий Ильич Харламов умер 8 августа 2014 г. в селе Генеральское Ростовской области.